Так получилось, что шелкография для меня больше связана не с Америкой и Энди Уорхолом, а с Фландрией и художником-экспрессионистом Франсом Мазерелем, именем которого и названа печатная студия под Антверпеном.
Я работала во Фландрии два года подряд, каждый раз приезжая на весь ноябрь.
Покой деревни Кастерли, окруженной лесом с кустами мерзлой ежевики с одной стороны, а с другой — кукурузными полями, нарушает лишь странное поселение художников.
Архитекторы — авторы проекта печатной студии — явно старались вписать ее в среду как можно гармоничнее, накрыв главное здание черным куполом, подобно грандиозной юрте, и расположив вокруг дома «шалаши» для кочующих художников. Кажется, что была задумана временная стоянка, лагерь, собранный из легких конструкций и готовый сорваться и перенестись куда-нибудь на другие пастбища. Все внутренние помещения студии «навинчиваются» на спиральную лестницу. Печатные станки, прессы и литографские камни стоят по кругу.
Как только сюда попадаешь, твоя собственная оптика начинает работать в режиме ч.б. Цвет уходит, остается в какой-то другой географии. Все, что тебя окружает — это графика.
Поля, расчерченные на правильные прямоугольники, трава, разбеленная изморозью, четкий чертеж оконного переплета, клубящиеся испарения от земли, смущающие камеру и не дающие ей навести резкость. Шелкография, как известно, — плоская печать или, так называемая, «печать через сито».
Оказалось, что на деле это не всегда так. Сдвигая и накладывая одно изображение поверх другого, слой за слоем, постепенно можно добиться глубины. Изображение приобретает новое качество — живописное.
И самый главный и интересный момент — это проявление различий от одного оттиска к другому. Эти сдвиги, затеки, капли лишней краски, непропечатанные «непрочитанные» куски — эти нечаянные радости печати, эта ее непредсказуемость, несмотря на исходную неизменную матрицу.
Печать завораживает. До конца никогда не знаешь, каков будет оттиск. Как сказала мне однажды одна пианистка — «исполнительское искусство и каждый выход на сцену — это некое „хождение по воде“, несмотря на неизменность нотного текста».
Мне предстояло печатать серию «Чужой дом» по моему хакасско-киргизскому путешествию, а за длинным узким окном, кадрирующим фламандский пейзаж, возникало кино. Кто-то всегда «организовывал» этот кадр, «включая» единственно правильное освещение в неменяющемся рисунке пейзажа.
—
Екатерина Рожкова