Музей Востока, 1997
Екатерина Рожкова — очень молодая художница, но удивительно зрелый зритель. Она воспитана двумя традициями. Московской школы живописи 70-х и традиционной японской каллиграфией. Из этих двух очень народных явлений в ее творчестве возникло качество, превосходящее национальное и временное в искусстве. Она редкий из выпускников художественного отделения ВГИКа, занявший свое место в художественном, а не в кинематографическом мире. Благодаря странному стечению обстоятельств, занесшему ее в Японию, она редкий из художников, освоивших и сюжетную, и бессюжетную живопись. Рожкова начинала как художник, изображающий мир людей через людей. А значит, как иллюстратор человеческих историй и настроений. Портретист персонажей, живущих в ветреном мире, растягиваемом и разносимом перспективой. Японский опыт, по словам самой художницы, был для нее невероятно тяжел и поначалу чужероден. Привычные литературные персонажи как-то не укладывались на отлитую собственноручно бумагу прозрачной тушью и тонкими кистями.
Европейская литература не переводилась в иероглифическое письмо. В своей очень частной борьбе с новыми художественными материалами и в попытке сближения двух бесконечно далеких опытов Рожкова нашла третье самоценное (что самое главное) и, как ни странно, в своем частном опыте проделала работу,на которую у искусства вообще ушел весь XX век. Она пришла к живописи, изъясняющейся исключительно визуальными средствами и не призывающей себе в помощь ни литературы (с ее сюжетами), ни театра (с его неизбежной кубатурой сцены). Это живопись, говорящая фактурами, тонами, ритмом линий, ощущениями статичного и текучего, плотного и прозрачного.Японское в ее работах легко опознаваемо. Это листы иероглифических рукописей, которыми выклеиваются части фона. Это вкус и знание фактур и цветов бумаги. Это в конце концовтрадиционные керамические сосуды — теперешние герои ее картин. И конечно, специфическое мастерство общения с тушью. Но это ни в коем случае не японское искусство. Рожкова не стала ни европейцем, воспевающим Японию, ни японцем, работающим на территории Европы. В классификации жанров — это натюморты, в классификации течений — это медитативное искусство. Но если в привычной иерархии медитативное искусство находит свою форму в абстракции, то в данном случае это то, что называется фигуратив. В пристальном разглядывании предметов и в помещении их в специфический цветовоздух ее опыт не уникален. Джорджо Моранди, Владимир Вейсберг и Дмитрий Плавинский здесь ей союзники и братья. Удивительно то, что опыт столь пристального и спокойного видения открылся столь юной деве. Погружение в восточную культуру для нее самой чрезвычайно важно, оно не только очистило искусство от клише узнаваемых, отработанных методов московских художников, но дало знание тактильной ценности вещей и неисчерпаемой мудрости мельчайших деталей. Самым ценным в искусстве Екатерины Рожковой нам представляется то, что оно именно изобразительное, а не текстуальное или иллюстративное.
—
Елизавета Плавинская